В кризисной ситуации письменные практики могут стать основным средством противостояния хаосу.
Артур Франк
Когда мы пишем автобиографические истории, мы учимся читать собственную жизнь.
Эдвиджи Джунта
Обычно работа с методикой Пеннебейкера — краткосрочная. Но возможно ли сделать ее долгосрочной и более глубокой? Луиза де Сальво, преподаватель писательского мастерства в Хантер-колледже, считает, что это возможно. Своим студентам на семестровом курсе по написанию мемуаров она предлагает за 5 месяцев написать пригодную к публикации автобиографическую работу длиной примерно 30 страниц.
Почему может быть важно писать крупную автобиографическую работу?
Вот что пишет де Сальво в своей книге «Письмо как способ исцеления» (Writing as a Way of Healing), опубликованной в 2000 г.:
Чтобы достичь необходимой глубины и сложности, которой заслуживают некоторые темы, требуется время. Иногда — много времени. Качественный глубокий писательский труд растет медленно, как дерево. Иначе мы выдаем поверхностные реакции на темы, насыщенные смыслами, ценностями и чувствами.
«Я считаю также, что когда мы пишем автобиографическую историю длиной, допустим, тридцать страниц, и это занимает у нас примерно три месяца, это позволяет нам вовлечься в более мощный и глубокий процесс исцеления, чем тогда, когда мы пишем только дневниковые записи, короткие заметки или стихи, или когда мы пишем только о других и никогда — о себе.
Более длинные произведения требуют от нас изменения отношения к времени. (…) Создание более длинных произведений помогает нам повзрослеть. Мы учимся упорству. Мы осознаем, что для глубокого понимания требуется время. Развивая наши первые впечатления, мы обнаруживаем, что в наших историях больше смыслов, чем нам показалось вначале. Мы выявляем паттерны в том, как мы работаем, в том, над чем мы работаем, и в нашей жизни».
(с. 134)
«… в жизни писателя происходят глубокие эмоциональные и поведенческие изменения. Он обретает принятие себя, он искупает свою вину, освобождается от самообвинения, ненависти к себе, самопорицания. Он меньше предается самосаботажу и менее вероятным становится саморазрушающее поведение. Преображенные писатели посвящают себя жизни, в которой есть место самодисциплине, заботе о себе, созерцанию и внимательности к священному измерению жизни».
(с. 156)
ИСЦЕЛЯЮЩАЯ ИСТОРИЯ: ЧТО ЭТО ТАКОЕ?
Письмо может быть целительным, только если мы используем его, чтобы обеспечить себе ту заботу и внимание, которые мы потеряли в результате травмирующего события, или которых мы никогда не имели.
Письмо не должно погружать нас в отчаяние. Оно должно укреплять наши силы и опоры, потому что у каждого выжившего они есть.
Исцеляющая история выражает наш опыт конкретно, аутентично, подробно. Она должна быть такой, чтобы читатель, ничего о нас до этого не знающий, смог понять смысл описываемых событий в нашей жизни. Мы ориентируемся на это, даже если не собираемся публиковать свою историю.
Исцеляющая история выстраивает связи между тяжелыми событиями — и другими событиями нашей жизни, событиями в жизни других людей, более широким социальным контекстом. Она помогает нам осмыслить происшедшее, увидеть причинно-следственные связи. При этом важно не поддерживать идею, что пострадавший от притеснения, насилия и несправедливости так или иначе это заслужил.
Выбор темы для крупной работы
Когда студенты выбирают тему, де Сальво просит их ориентироваться на чувства тревоги и страха — как маркеры тем, личностно значимых и действительно заслуживающих письменного исследования. Писать имеет смысл о том, к чему то и дело возвращается мысль, что связано с сильными чувствами, в чем, как чувствуется, скрыт большой потенциал, — чтобы можно было работать с этим в течение длительного времени. Тогда письмо действительно будет целительным. С точки зрения де Сальво, писать — значит, возвращать себе голос, восстанавливать свою независимость, особенно, если нас когда-то лишили голоса, игнорировали, попрали нашу независимость. Часто в автобиографических практиках мы исследуем моменты, когда что-то подвергло угрозе наше ощущение самоценности, достоинства и права быть. Письмо возвращает нам свободу и право на самоопределение.
«…мы обретаем утешение и надежду, когда пишем непосредственно и глубоко о нашем страдании, озвучивая и выражая нашу жизненную ситуацию прямо и честно, таким образом, что наша индивидуальная жизнь соприкасается с жизнями других людей. Это работа, требующая мужества, но мы не должны уже иметь это мужество к моменту вступления на этот исцеляющий путь; необходимое мужество появится в ходе самой работы».
(с.54)
Сложные чувства, сопровождающие длительную автобиографическую работу
Когда мы пишем 4 дня по 15 минут, сложные чувства посещают нас и проходят. Но что, если мы возвращаемся к одной и той же непростой истории полгода, спрашивая себя: «что еще я могу добавить?» Луиза де Сальво считает, что крайне важно уметь справляться со сложными чувствами — мочь проживать их, но не давать им затопить нас; важно, чтобы в то время, когда мы не пишем о сложном периоде, связанные с ним чувства не преследовали нас. Важно заботиться о себе, а не подвергать себя ретравматизации. Важно задавать себе вопрос: «Что я могу делать, чтобы писать эту историю и получать удовольствие от этого, несмотря на то, что я буду работать с эмоционально сложным материалом?»
Что может помочь?
- медитация
- все, что питает нас возвращает нас в «окно толерантности к стрессу» — объекты, занятия
- поддержание жизненного баланса, в том числе — баланса ответственности перед собой и другими
- поддержание порядка в вещах, дающего опору, ясность и эффективность
- учеба, освоение новых навыков, наращивание компетентности
- ведение дневника: это помогает отслеживать, что помогает/ поддерживает, а что разрушает и вредит
- поддержание контакта с более широким сообществом, с друзьями, с активистами, которых затрагивает соответствующая тема
- психотерапия
Письмо о травмировавших событиях может привести к ретравматизации. Важно обеспечить себе надежную систему поддержки, в том числе, профессиональной психотерапевтической помощи.
«Если мы пережили травму, то, прежде чем начинать писать о своем опыте, мы должны составить подробный план, что нам делать, если ситуация станет для нас рискованной. Лучше всего составлять этот план вместе со своим психотерапевтом. Письменные практики могут быть для нас целительными только в том случае, если мы при этом не подвергаемся опасности. Писать нужно медленно и осторожно, то и дело сверяясь с собой и осознавая возникающие реакции на процесс письма. Если мы обнаруживаем себя в ситуации риска — мы представляем опасность для себя и окружающих и/или не способны справляться с повседневными жизненными задачами, — мы обязаны немедленно обратиться за профессиональной помощью».
(с.161.)
«Важно понимать, выражаем ли мы сейчас свои чувства или пытаемся их подавить и контролировать. Конструктивно ли мы справляемся с тревогой, которая может возникать в процессе работы, или же нет. Связываем ли мы свои чувства с событиями нашей жизни или просто «сливаем» их. Создаем ли мы для себя безопасный рабочий процесс, или нас «затапливает» сильными чувствами. Переносимы ли для нас печаль, горе и ярость, вызываемые в нас темами, с которыми мы имеем дело в работе, или же они невыносимы. Чувствуем ли мы себя в безопасности. Встраиваем ли мы то, что выносим из писательского труда, в свою жизнь, или игнорируем то, чему нас учит эта работа. Помогает ли писательская практика нашей жизни, или мы замыкаемся в себе и становимся одержимыми самокопанием, жертвуя важными отношениями и не выполняя обязательства. Используем ли мы писательскую практику, чтобы вернуть себе авторство жизни, или чтобы заслужить чье-то одобрение и признание».
(с.162)
Никто не должен чувствовать себя вынужденным выражать что-то, что они не хотят или не готовы выражать. Если мы не хотим о чем-то писать, нам может быть важно написать именно об этом решении не писать, о чувствах, убеждениях и ценностях, с этим связанных.
Письмо о травме: выразить невыразимое
Если мы пережили нечто чудовищное, перед нами стоит также задача найти художественные, языковые средства, чтобы выразить невыразимое, при этом сохранив и передав это качество «выходящей за всякие рамки» чудовищности и невыразимости. Иначе получится, что мы вводим читателя в заблуждение, представляя невыразимый опыт как нечто, что укладывается в линейное и ясное повествование. При этом авторам хочется не отпугнуть читателя сразу, не вызвать у него слишком сильную тревогу или непреодолимое отвращение.
Иногда травмирующее событие произошло с нами, когда мы были не полностью в сознании. Иногда мы не можем вспомнить, что конкретно произошло, потому что это было очень давно или потому, что в тот момент мы впали в состояние оцепенения, шока, диссоциации. Очень сложно найти литературную форму, которая помогла бы передать читателю ощущение этих экстремальных переживаний и экстремальных способов совладания.
Для того, чтобы этому научиться, надо изучать работы других писателей, которые брались за сходные темы. Какие приемы они используют? Очень важными оказываются метафоры.
В тех случаях, когда в ходе травмирующих событий мы диссоциировались от происходящего и «ничего не чувствовали», бывает полезно рассказать об этих событиях, как если бы они произошли в жизни выдуманного персонажа, и дальше сочинить, какие чувства мог бы испытывать этот персонаж в таких обстоятельствах. Это непрямой способ выйти на собственные подавленные чувства.
Чтение в группе и публикация: что важно, когда мы решаем делиться написанным
Писательские группы, среди прочего, — это важный способ преодолеть социальную изоляцию. Делиться личным написанным может быть не менее целительно, чем писать о важном, о чем никому до этого не рассказывал.
«Записать свою историю и запереть ее в ящике, где никто ее не прочтет, — значит, воспроизводить смертельный паттерн замалчивания, тирании и стыда, который так часто сопровождает травму. Самый пагубный аспект травмы — что ее последствия переживаются в одиночестве, в замалчивании».
(с.209)
Важно тщательно выбирать, с кем делиться написанным, чтобы избежать ретравматизации.
Слушателей нужно спрашивать не «что понравилось/ что не понравилось», а «что было понятным/ что осталось непонятным»? Но вполне нормально, если читатель скажет «мне понравилось, как ты вот это отразил_а в тексте».
Слушатели могут сказать нам о «дырках» в истории, о наших слепых пятнах. «Когда мои родители развелись, они уехали из Чикаго, а я в 16 лет снимала квартиру на пару с другой девочкой; потом нас вовлекли в проституцию. — А почему ни один из родителей, уезжая из Чикаго, не забрал тебя с собой?..»
Слушатели могут сказать нам, о чем бы они хотели услышать больше. Они помогают нам увидеть наши навыки совладания, увидеть паттерны в наших сюжетах и в нашей жизни. Наши истории могут подсказать слушателям, о чем им самим важно было бы написать.
Многие пишут для того, чтобы исцелить себя. Но также они пишут, чтобы помочь исцелить культуру, которая, чтобы стать порядочнее, этичнее, духовнее, должна научиться распознавать то, что эти писатели пережили, с чем справились, чему стали свидетелями. Мы не можем допустить, чтобы наши истории подвергались замалчиванию, или позволять другим рассказывать о нашем опыте за нас, без нас.
«Писать, чтобы исцелить себя, и публиковать написанное, — это, как я считаю, самый важный эмоциональный, психологический, литературный и политический проект нашего времени».
(с. 216)
Писать, чтобы исцелить себя, и публиковать написанное, — это, как я считаю, самый важный эмоциональный, психологический, литературный и политический проект нашего времени
- Louise Desalvo -
Подпишитесь на нашу рассылку
Письменные практики в вашем почтовом ящике